РАССКАЗ "ХОР"

РАССКАЗ "ХОР" Это надо читать... "На дворе стоял странный 1993 год. Однажды дирижер нашего курсового хора Института культуры представил нам новенькую. Мы равнодушно кивнули - репетиция в этот раз шла вполнакала, настроение у всех было вяловатое. Через минуту кто-то прикоснулся к моему плечу. Я оглянулся и с удивлением обнаружил позади себя миниатюрную сухонькую старушонку. Она улыбалась. Причем искренне и очень доброжелательно. От неожиданности я отпрянул и помотал головой. - Привет, дружище! – сказала она, довольная произведенным эффектом. – Меня зовут Лена. Просто Лена и мне 88 лет. Можно я присяду вот тут за тобой, в альтах? При демографическом дисбалансе в нашем хоре всех мужичков обычно сажали спереди. Я пожал плечами и пробормотал, что, мол, конечно... Да хоть в тенорах. Почему нет. Хотя... Впрочем, я не знал, что "хотя". И мне, молодому третьекурсному хаму, вдруг захотелось пошутить. Я вновь обернулся. - Извините, мoгу ли я полюбопытствовать, что привело вас на наш третий курс в столь... нежном возрасте? - О, голубчик! – залихватски подмигнув мне, ответила бабуля с какой-то подростковой заинтересованностью. - Ты знаешь такую поговорку: "Дирхор и замуж!"? Нет? Так вот, я здесь для того, чтoбы найти богатого мужика, срочно охомутать и родить ему четыре сыночка и лапочку дочку. Интересная старушенция, подумалось мне. Хорошо одетая, ухоженная, пахнущая тонким дорогим парфюмом. Моему тогда ещё молодому взору, совершенно неожиданно предстала красивая, маститая и совершенно осмысленная старость. Но здесь, среди студентов, в учебном хоре! - У вас получится, - вновь неумело схамил я. - Ну а если сeрьезно? - Ну если серьезно, дорогой... Если серьезно, то в прошлом я пианистка, – ответила она, отнюдь не смутившись. - Когда-то ничего так играла, пока мне пальцы немножко не поломали. Но всю жизнь мечтала получить именно дирижерско-хоровое образование. И вот, на излете жизни, мне вдруг разрешили - в порядке исключения. А поскольку одно высшее у меня уже есть, причем Одесская консерватория, не хухры-мухры, то профессор Баранов лично похлопотал... да, но жизнь не про это. А про то, что теперь я здесь, и сразу на третьем курсе! Так что, как говорили у нас в Одессе - лучше поздно, чем вообще... - Так, подождите, я не понял. Вы что, собираетесь... создать хор?? - Кто знает... - уклончиво произнесла пожилая дама. - Может, и создам. Пока не знаю, где и какой, но всю жизнь этого хочу. Стало быть, надо владеть вопросом, согласись. - Так, трепаться долго будем? - повысил голос руководитель хорового класса, внимательно посмотрев на нас. Мы осеклись и смущенно замолчали. Он дал вступление концертмейстеру. Я даже не помню, что именно мы тогда разучивали, - кажется, часть какой-то скучной кантаты древнего композитора с онкологической фамилией Метастазио. Елена (почему-то мне даже не захотелось выяснять ее отчество) запела позади меня неожиданно чистым, густым и почти не старческим альтом. И вообще, в звучании нашего заурядного учебного хора вдруг ощутилась какая-то неуловимая полнота жизни. После репетиции мы разговорились и oтправились в небольшое кафе перед нашим институтом. Заказали по бокалу вина, борща, каких-то куриных котлет... и вместе пообедали. - Знаешь, я с молодости не признаю всех этих студенческих рыгаловок, - поведала Елена. - Поверь, сейчас можно найти заведения с похожими ценами, но совершенно иным подходом к хлебу насущному. Кстати, что ты такой худой-то? Тоже мне - явление глиста народу! Ну ничего, с Леной вы все тут в весе прибавите. С этого дня мы обедали исключительно вместе. Лена стала душой хора и талисманом нашего курса, желанной участницей всех студенческих тусовок - веселая, раскрепощенная, искусная матершинница, сыплющая анекдотами на грани фола и веселыми, но поучительными историями из жизни. Она великолепно готовила и кормила нас всех на студенческих сборищах такими деликатесами, о которых мы и не слыхивали! Отпивая из пластикового стаканчика красное сухое вино, она говорила: - Ребята, после 85 - это уже не возраст. Это - эпоха! Вот я, например, на грабли не наступаю. Я уже по ним танцую! И с каждым разом всё виртуозней. А о своей эпохе я могу очень многое вам рассказать, но сейчас давайте лучше выпьем, закусим, попоём и обязательно потанцуем! - Лена, охотно, только давай не на граблях! - Я не понимаю, зачем ей в таком жутком возрасте всё это вообще надо, - поинтересовалась староста нашего курса - толстая, белёсая, расторопная деваха Люба, почему-то с вечно недовольным, но вызывающе ярко накрашенным лицом. В институте её иногда называли Ханумой - за боевую раскраску и бурную деятельность. Любка стояла спиной и не знала, что Лена прекрасно всё слышала. Она подошла, внимательно посмотрела на старосту и медленно, сухим, но при этом каким-то приветливым тоном произнесла: - Деточка, это называется жизнь. Попробуй как-нибудь... - И вновь вернулась к импровизированному фуршетному столу, заваленному всякой студенческой снедью. Любка потом долго извинялась и конечно же была прощена. Хотя и выслушала перед этим, что, мол, хорош так светофорно краситься: "Тем более, что мозги - не брови, их не нарисуешь..." Но подобные случаи были редкостью: все наши ребята не просто с удовольствием общались с ней - мы дружили! Мы любили жизнь так, как это возможно только в студенчестве, пусть и заочном. Когда один недоумок с нашего курса обратился к ней "бабушка", Лена нежно взяла его за руку и доверительно произнесла: "Слышь, чувак. Я тебе - не бабушка. Ибо никогда не имела счастья знать твоего мудачка-дедушку". Далее шли братания, брудершафты, признания в любви... До конца обучения, да и после, мы всем курсом были с Еленой исключительно на ты. Для каждого из нас она была персональным ходячим лайфхаком, ещё не родившейся тогда Википедией, мудрым советчиком и стихийным психотерапевтом в одном лице. Сама себя она называла, как говорится, скромненько, но со вкусом: "Я - ваш Ангел-предохранитель". - Ребята, никогда не экономьте на себе, - не уставала повторять она. - За дирижеров-хоровиков это уже превосходно сделало государство. - Лена, вот ты у нас всё знаешь. Расскажи, как можно в общаге самому собрать плеер? - Очень просто. При помощи совка и веника, - невозмутимо и серьезно ответила Лена. Когда одна моя однокурсница с библейским именем Суламифь (Сулька, Сашка, Милька, Сука Тошная - кто как только не называл любя эту нашу восточную красавицу-хохотушку с миндалевидными глазами скорбящей лани) получила "пару" на экзамене по английскому языку, сумев сообщить комиссии исключительно "ай лив ин Калуга", и пошла по этому поводу плакать, но почему-то в мужской туалет на четвертом этаже, то Лена нашла её, обняла со словами "Ох-ох-ох... обидели мышку... нассали в норку...", - и потом что-то долго-долго говорила ей на ушко под журчащий аккомпанемент сразу пяти неисправных унитазных бачков и двух писуаров. Сулька вышла из мужского сортира довольная, сопящая, со слегка опухшим, но гордо поднятым вверх красивым лицом. И никому почти ничего не передала из того разговора, так ни разу и не раскололась, как ни умоляли (вот ясно же сказано - Сука Тошная!). Из того, что потом случайно всплыло через несколько лет после нашего выпуска, главным тезисом оказалось: "Девочка моя. Так это же хорошо! Ты даже не представляешь, как это хорошо! Пойми, вот такие ошибки, плюс на таких экзаменах - это же обалденный, посланный Небом шанс исправиться и узнать о себе что-то новое, так ты цени его, а не реви, идиотка!" Забегая вперед, скажу - после недолгой работы вторым хормейстером в одном из государственных хоровых коллективов, Суламифь Коган, наша Сулька, Сашка, Милька, далее по тексту, окончила какие-то крутейшие международные лингвистические курсы и сейчас преспокойно преподаёт английский язык в одном из престижных университетов Израиля, а в свободное от работы время водит экскурсии по Иерусалиму для богатых американцев. Счастья и мира тебе, Сука ты наша Тошная! На подготовке к очередному курсовому экзамену по дирижированию я вдруг понял, что у меня намертво забуксовал переход на финал, на коду... Я путался в ритме, пропускал то вступление, то снятие... Это была хоровая партитура какого-то западного автора - красивая, озорная и зажигательная, с разными чередующимися размерами. Рядом оказалась Лена. - Ну-ка, погоди, - сказала она. - Смотри. Вот тут тебе лучше сразу перейти на трехдольную схему... - Но... Лена, здесь же четырехдольная, только... - Неважно, - спокойно сказала она. - Сделай "на три", вот тут добавь "на раз", а закончи "на два" и сними внутрь круга узким жестом. Понял мой дружеский совет? Я кивнул. Мне нужны были дружеские советы. - И зачем ты всё время так торопишься вот тут, в средней части? - Да я не тороплюсь, просто... - Помню, что меня действительно колотило, предэкзаменационный нервак делал своё черное дело. - Нет, я, естественно, конечно же, тороплюсь, ведь завтра уже всё это сдавать, а у меня - вот сама смотри... - Так и не торопись, - спокойно ответила Лена, обволакивая меня совершенно, как мне казалось, неуместной эманацией мира и отдыха. - Зачем? Ну успокойся... Я же с тобой. - Лена, блядь! - Заорал я, словно потерпевший. - Времени в обрез, завтра сдавать, ты что, не понимаешь?? - Это я-то, старая блядь, чего-то не понимаю? Не делай мне смешно... Так, слушай меня сюда и штоб ушами. Ты сейчас глубоконько так вдохни, теперь выдохни, умничка... ещё раз... вот молодец! И уясни вот прямо сейчас, пожалуйста, одну вещь, я очень тебя прошу. Запомни - как ты относишься ко времени, так время относится к тебе. Вот скажи, ты уяснил? - Уяснил... - выдохнул я, так ничего и не уяснив. - Ну, значит, и не стоит торопиться. - Она перелистнула лист партитуры. - О! Смотри. Всё очень просто. Тут, во вступлении теноров, сделай вот такой замах... Рукав её модной лиловой блузки расстегнулся и немного сполз. Что-то привлекло моё внимание к чуть сморщенному месту перехода от запястья к предплечию. - Лена, что это? Я не знаю, что меня дёрнуло, но я схватил её руку и бесцеремонно задрал рукав. На меня смотрел синий выколотый коцлагерный номер. Кривоватые цифры заплясали в моих глазах, в голове возникли полустерные понятия: Дахау, Бухенвальд, Аушвиц, ахтунг-ахтунг... Мы оба молчали. - Да так... свидетельство немного стрессовых воспоминаний зрелого периода... - уклончиво перебила она мой ступор, аккуратно высвобождая руку и застегивая рукав. - Кто-то считает это Университетом жизненных наук, а я всем говорю, что это Одесская музыкальная школа. Оттуда нас в октябре сорок первого и забрали. Всех педагогов и директора... Она даже не поняла, что я окоченел. - Лена, но ты... Как... - Я вспомнил это её мимолётное "...пока мне пальцы немножко не поломали" и не знал, просто не знал, что сказать. Я молча смотрел. Она махнула рукой, потом этой же рукой как-то очень по-родному слегка коснулась моей щеки. - Знаешь, я не вижу смысла оборачиваться назад... Там все без изменений. А! Ну так вот, смотри. Здесь у тебя "на три" ("ята-тита-тита..."), тут на "раз", а вот тут - прости, выше лапу поднять не могу не могу, пуля плечо пробила... но вот смотри, пошла пятидольная схема "раз-два - РАЗ-два-три, раз-два - РАЗ-два-три...", понял? Да не собьёшься ты, не бойся! Я же с тобой. Просто повторяй про себя "пиво-водочка, пиво-водочка, пиво-водочка...". Видишь, как всё просто! Ну-ка попробуй. Я попробовал. Партитура легла в мои руки, словно я с ней родился. - Лена, а откуда ты всё это знаешь? Ты же пианистка! Она ответила на характерный манер: - У нас в Одесской консерватории таки даже медные духовики знали за хор всё и ещё немножко. В аудитории сразу стало как-то... южно. - Ну хорошо, а как же тогда если на семь-восьмых... - О, это еще проще: "Жо-па - жо-па - зад-ни-ца..." Понял? Так мы провели два счастливых курса. - Ты хочешь знать, сколько бы мне было лет, если бы я не знала, сколько мне лет? - как-то спросила меня Лена? - Не знаю... - ответил я грустно и честно. - Наверное, хочу. - Вот как тебе сейчас. Двадцать пять. И не делай такое лицо. Излишняя серьезность старит. После дипломного концерта, где "наша Лена" продирижировала свою небанальную программу весьма недурственно, возник вопрос - кто будет на вручении дипломов толкать речь от курса. Конечно же, мы все выбрали нашу Лену. И вот через несколько дней настал этот торжественный, волнующий момент. Внимательно и мягко оглядев зал, она поправила торчащий снизу микрофон и пошутила: - Ну вот бы кто-нибудь предложил девушке коньячку, а? Ладно, после наверстаем. Все расхохотались, включая ректора и его свиту. - Вы знаете, почему мы перестаем играть? - продолжила Лена. - Мы перестаем играть потому, что взрослеем. А почему мы взрослеем? Мы взрослеем именно потому, что перестаем играть! И есть еще одна бесспорная составляющая успеха нашего хорового дела - кроме дара, таланта, умения, мастерства... Вы должны улыбаться и каждый день находить что-то хорошее в вашей жизни. Вы должны соблюдать три "не": не жаловаться, не обвинять и не оправдываться. А ещё - вы обязательно должны мечтать! Ибо вам органически необходима мечта. Если вы вдруг перестанете мечтать – вы медленно умрете. Вокруг нас уже столько людей, которые мертвы и они не догадываются об этом, хотя некоторые из них давно поют в хоре. А ведь именно хор напоминает нам, как прекрасна жизнь - когда мы её замечаем. Так вот, мечтайте! И ни в коем случае не торопитесь взрослеть! Между старением и взрослением не просто огромная разница - между ними пропасть. Сейчас поясню. Если вам, - она царственно обвела рукой зал, - сейчас 25 лет и вы целый год будете валяться на диване и ничего не делать – вам станет 26. А вот если я (Лена указательным пальцем ткнула себя в грудь) проваляюсь на диване целый год и ничего не буду делать – мне стукнет 91! Чтобы стать старше и потом постареть, нам как раз не нужны ум, дар, талант, умение, мастерство и разные секреты - мы можем просто лежать на диване и ничего не делать, этого вполне достаточно. А секреты как раз в том, чтобы открыть для себя новые возможности в неизбежных для нас возрастных переменах. Так что никогда не жалейте ни о чем! Главное, не жалейте о том, что вы стареете, - ведь многим в этом было отказано. Да-да, не удивляйтесь, старость - это безумная роскошь! Потому что жизнь даётся всем, а вот старость - избранным... И в старости люди обычно не сожалеют о том, что они сделали, нет. Они скорбят о том, чего они не успели или не захотели сделать. И не ждите подходящего времени. Подходящее время может вообще никогда не наступить - разве кто-то обещал нам с вами завтрашний день? - Она в полной тишине оглядела зал, сняла очки, осторожно положила их на трибуну. - «Дорожите временем, потому что дни лукавы...» (Еф.5:15 - Прим. авт.). И если вы действительно хотите сделать что-то - пожалуйста, забудьте о времени, его не существует. Просто делайте! Помните, ваше будущее всегда БОЛЬШЕ, чем ваше прошлое. Ибо существуют три очень важные и сильные вещи, которые никогда не вернутся к вам обратно, что бы вы на эту тему не предпринимали - это Время, Слово и Возможность. Поэтому: не теряйте Времени. Выбирайте Слова. И не упускайте Возможность. Но главное - живите радостно и никому не завидуйте. Если мы начинаем легче относиться к жизни, то и жизнь легче относится к нам. Зал молчал долгие секунды, потом пошли робкие одиночные аплодисменты, присоединяя к себе все новые хлопки, постепенно они пошли на крещендо, переходя в овацию, в вопли... - И да! Чуть не забыла. - Зал снова затих. Кто-то всхлипывал. - Старайтесь выбирать сложный путь. Там меньше конкурентов. Итак, наша Лена получила дирижёрско-хоровое образование - сбылась давняя мечта её жизни. Ещё через год она создала в одном из московских ДК хор ветеранов, который пел у неё довольно сносно и не самую простую программу. А через три года она тихо умерла во сне. На похороны пришел весь наш курс, чтобы отдать должное этой маленькой женщине, научившей нас тому, что стаpение – неизбежно и на любовь к жизни не влияет. А вот взросление – всегда выборочно. И что хор в судьбе должен быть обязательно. Сначала детский, потом молодёжный, потом взрослый, потом - хор ветеранов... Какой хор будет Там, куда все мы когда-нибудь уйдём, не знает никто. Ибо хор - это миф сокровенный... Так что хор нам в помощь." Написано по мотивам и под впечатлением от рассказа